Дурочка

Вечер начался с неожиданности.

Чисто случайно, протирая запыленный экран, я включил старенький "Витязь". А там - вот те на! - в кои-то веки белорусы мочили хоккейными клюшками чехов. Какие-то белорусы (12-ое место из 16 команд) делали чемпионов мира! Всё-таки выиграли четыре - один. Диван подо мной чуть не сломался от барабанной дроби ногами.

Чувство патриотизма требовало наполнения душевного и физического, причём незамедлительно. Поэтому я презрел "Балтику" и выбрал родного "Льва". Как-то мне больше по душе тёмное пиво и смуглые девочки.

Пиво оказалось холодным. А на термометре, между тем, двадцать пять в тени. Не просто приятно. А оч-чень хорош-ш-шо. Бабулька из соседнего подъезда побила все рекорды, подобрав бутылку за шесть секунд.

Дома ждал второй сюрприз. АОН злобно мигал единственным глазом, а осипший сексуально-механический псевдоженский голос в который раз проговаривал номер. Рабочий телефон отца. Лихорадочно вспоминал все последние проступки, но особой вины за собой не обнаружил. Значит, разговор предстоит мирный.

Всегда поражался умению отца угадывать события. Терпеливо говорю "ага" и жду дальнейшего развития событий.

Отец прервал свой затянувшийся спич и уточнил:

Тётя Юля, конечно, классная тётка, дай ей Бог здоровья и по три дня рождения в год. Но главное - три дня абсолютной свободы! Йо! Так, со Светкой мы легко добазаримся, и никто никого не выдаст, -- уж мне ли не знать свою младшенькую. Еда есть и ещё папа привезёт. Завтра получу стипендию. Светку на все три дня к подружке или к её парню и - йо!

О, поймал я себя на мысли, я ж не люблю Децла. И пошёл укладывать любимый отцовский костюм в его же любимый чемодан. Мама соберётся сама: она всегда всё успевает.

Светка спонсировала маме на радостях серебряные витые серёжки, подаренные ей (Светке то есть) бывшим бойфрендом.

А ещё мы пообещали маме быть умницами и не опустошить весь холодильник, а папе по секрету --не водить табуны больше десяти челов (Светка) и не курить в квартире (я). Может, они и не вполне поверили, зато устали после сборов и не хотели препираться.

Дзынь!

Очень не в кайф, если звонит кто-то из группы. Сегодня пить ещё рано: бдительная соседка непременно доложит, мол, родители за порог, а собутыльники на порог. И вообще идти куда-нибудь в лом, и к себе зазывать тоже неохота. Хочется просто посидеть дома и понаслаждаться мыслью, что ты - ОДИН. Одиночество в малых дозах бывает полезно.

Светка убежала к однокласснице смотреть какой-то супер-пупер фильм по телеку. Тоже ведь умная девчушка: могла к себе пригласить, но не захотела меня напрягать.

Дззынь!

А теперь вот к телефону подойти некому. "Номер не определён, номер не определён…". Всё, достал, ща иду!

Уй, мама.

Ну, чего ты так испугался, дурашка? Это же не гремучая змея и не Фредди Крюгер. Это Ксеня. Её голос я до сих пор узнаю с первого слова.

Я говорил уже, что мне по душе тёмное пиво и смуглые девчонки? Так вот, с этой точки зрения Ксеня была моей роковой ошибкой.

Я балдею от темноволосых и стриженых, кареглазых тоненьких пацанок ростом мне по плечо, а Ксеня - высокая крепенькая длинноволосая блондинка, настоящий идеал скандинавской красавицы. Я и сам, к слову сказать, не горячий южный парень: длинный такой, тощий, хаер по плечам болтается, и профиль, говорят, арийский. Так что два блондина в паре - это, согласитесь, отдаёт кровосмешением.

Ксеня - моя вторая илb третья любовь. А первой как таковой и не было вовсе, или я просто не запомнил. Почему мы расстались? Я хотел самоутвердиться. А Ксеня не хотела отдаваться "просто так"… Постепенно отдаляясь, мы узнавали друг о друге случайно, от общих знакомых, да изредка пересекались в метро. А теперь она вдруг позвонила.

Ах, как трогательно! Девочке скучно, ей хочется поговорить! А по какому праву она суётся в мою жизнь, -- может, у меня сейчас любовница под боком!

Чувствую, что меня занесло куда-то не туда, но продолжаю себя накручивать. Пусть решает свои проблемы сама, ей что, некому больше позвонить? Сколько помню, её всегда окружала чёртова уйма мужиков!

Н-да. Взорваться и "наехать" не получится. Ладно, продолжаем нашу светскую беседу.

Похоже, ей и вправду одиноко и скучно. …А чем чёрт не шутит?

Как всё-таки много времени прошло с моего жениховства. Тогда я боялся её обидеть неосторожным словом и цеплялся за каждую фразу, чтобы продлить разговор. Сейчас роли поменялись.

Она задумывается, а я судорожно сглатываю, разгоняя комок в горле. Странно и смешно: неужели я к ней ещё что-то чувствую? Но Ксеня, похоже, ничего не замечает. Она прикидывает, шучу ли я.

Я кую железо, пока горячо:

Кладу трубку и внимательно осматриваюсь: стоит убираться, оставить уборку Ксене или пусть пугается? Косметический шмон всё же навожу, запихивая особо ненужные вещи по углам. Потом разберусь.

Ксеня очень изменилась. Пристрастилась к высоким каблукам. Похудела. Постриглась: теперь волнистые волосы еле достают до плеч. Армейский стиль одежды - это тоже что-то новенькое. Встреть нас кто на улице, наверное, обозвал бы сестрёнками. Тем более, что косметики на ней - чуть видно, только помада.

Глазищи - огромные, а вот веки припухли и покраснели. Вежливо стягивая с неё куртку, интересуюсь:

Ну, знаете, Ларс фон Триер - великий режиссёр, и "Dancing in the Dark" тоже сильная штука, но рыдать… Наверное, я что-то упустил. Надо пересмотреть. Не давая глупой женщине времени опомниться и осмотреться, волоку её на кухню и ставлю чай. В голове созревает коварный план:

Глядя на изящные движения тонких рук, я подумал: а почему она всё ещё не замужем? Умная, красивая, обаятельная, отличная хозяйка, работяга, узнавшая цену деньгам, когда я ещё лодырничал и "косил" равно от армии и от распределения. Неужто не берут? Или, как обычно, Ксеня сама не знает, чего хочет? Оттолкнёт одного, отпугнёт другого, попутно приручит парочку ненужных ей малолеток, а в итоге останется одна. Впрочем, вслух я ей этого не скажу. Девушка серьёзная, взрослая, самостоятельная, так пусть разгребает сама.

Потрепав склонённую русую голову, беру спринтерский разбег. Тридцать две ступени, арка, поворот. Переход и два этажа наверх. Торговый центр. Времени на изыски нет. Вино, только вино! Пусть будет кагор. И, так уж и быть, гурман, мороженое. Три минуты? Совсем неплохо.

На выходе нечистая сила толкает меня к киоску "Аудио-видео". Слабо понимая, что делаю, просовываю голову в окошко и очаровательно улыбаюсь продавщице:

Вот и посмотрим, что же я упустил в киношедевре. Задерживаюсь буквально на пару секунд, и снова срываюсь с места. В общей сложности путь занял минут десять, вряд ли Ксеня успела соскучиться.

В прихожей громко заявляю:

В ответ из кухни высунулась голова Ксени:

Ксеня шутки не оценивает и бормочет, что уж стрихнин-то она точно положить не забудет. Чтобы задобрить её, торжественно, под марш Шопена (он же похоронный) вношу кагор и мороженое. Ксеня нервно хихикает.

Она поясняет:

Конечно, я помню. В ответ напоминаю, как нас однажды крепко-накрепко привязали друг к другу - в прямом смысле, толстенными верёвками. Хорошо, что у Ксени тонкие запястья: она сумела выбраться сама и помогла мне.

Пока мы хохочем, закипает вода на пельмени. Тут я вспоминаю свою роль радушного хозяина:

А вот аппетит у неё остался прежний, кошачий. Как можно выжить на таком рационе, ума не приложу. Несмотря на умеренное потребление закуси, к тому же Ксеня не пьянеет.

Полбутылки оставшегося кагора, думаю, нам вполне хватит для "фрейдистской" дискуссии. Пока Ксеня управляется с посудой - приятно, чёрт возьми, посмотреть на работу профессионала! - я изо всех сил пытаюсь придумать подходящую пошлость. Но голова, как назло, ясная, звенящая и пустая. Некстати выпаливаю:

-- Ксень, а у тебя сейчас есть парень?

Она вздрагивает, как будто её ударили. Похоже, опять я с грязными ногами вторгаюсь в открытую рану. Тарелкой, впрочем, в меня не запускают. Поворачиваясь, Ксеня отвечает почти спокойно:

Ксеня, на удивление, находит силы съязвить:

Знаешь, видимо, Фрейд сегодня отдыхает. Давай лучше смотреть хороший фильм, "Танцующая в темноте", -- предлагаю я. Ксеня удивлённо таращит серо-зелёные глаза… и соглашается.

Смесь кагора с мороженым по-своему прелестна. Я сажусь на диван перед видиком, а Ксеня устраивается на ковре, "поближе к половой жизни".

…Медленно слепнущая чешская эмигрантка находит в Америке не только друзей, но и предательство, не только бескорыстие, но и равнодушие, не только милосердие, но и смерть. Её лебединую песню я знаю чуть ли не наизусть. Так в чём же дело, что зацепило Ксеню? Сверхжертвенность? Материнский инстинкт на грани помешательства? Обыденность и жестокость событий, приведших к гибели Сельмы Жесковой? Невольно чувствую, что во время анализа и сам втянулся и проникся почти до глубины души. Как хорошо, когда в тебе умирает критик и рождается просто зритель!

Скорее чувствую, чем слышу Ксенины всхлипывания. Прежде чем успеваю осознать свой поступок, подхватываю её с ковра и усаживаю на диван поперёк себя, -- как раз чтобы можно было зарыдать, уткнувшись в моё мужественное плечо. Ксеня крепится, только судорожно вздыхает.

Ну вот, а теперь, кажется, во мне воскрес отцовский инстинкт. Осторожно перебирая волосы Ксени, придумываю, как её утешить. А самого так и тянет покружить ребёнка на руках по комнате, уложить, укрыть одеялом до подбородка и тихо поцеловать в лоб после рассказанной на ночь сказки.

Или это вовсе не отцовские мысли?

Эй, старина Фрейд! Ты же отдыхаешь! Молчи, ради Бога!

…Наверное, всё вышло само собой.

Я таки уложил Ксеню в кровать. А перед этим поносил на руках по комнате. А после этого укутал шерстяным клетчатым пледом.

Только про поцелуй на ночь я зря задумал. Лишним он был.

Или не он, а следующий.

Или третий…

Боже, думал я, почему же мы расстались тогда, если всё это время могли быть вместе? Или просто каждому нужно было набраться опыта? Хотя… Ксеня ведь наверняка никого к себе не подпускала за прошедший год?

Я ошибся.

Но это было уже не важно. Важен был участившийся пульс и рваное дыхание. Важными были жадные поцелуи и капельки пота на плечах. Важны были разметавшиеся волосы и распахнутые Ксенины глаза. Важен был горячий шёпот: "Сол-ныш-ко…" -- и тело, бьющееся в руках пойманной птицей. А все мысли, сомнения, оценки - ну их на потом! Тем более что, если смотреть сверху вниз, моя Ксеня такая красивая, а её пальцы, пробегающие вдоль позвоночника, такие ласковые…

"Может быть, я люблю эту девушку?" -- растерянно думал я, и не находил ответа. Только в мозгу риторически повторялось: "Может быть? Может быть"...

Ума не приложу, как я умудрился ночью не разметаться и не скочевряжиться в позе уснувшей собаки. Наверное, чувствовал на грани сознания, что сплю не просто так, а прижимаю к себе упругое девичье тело. Тоже мне, заботливый лыцарь доморощеный!

А вот почему она ушла рано утром, я так и не понял. Вроде бы только что чувствовал сквозь сон тёплое дыхание под ключицей - и на тебе, рядом пустое пространство, и сквозняк холодит костлявое тельце. Пришлось вставать и одеваться, чего уж там, всё равно ничего не вылежишь. Позвонил на всякий случай Ксене, но сестра (которая? Всё время их путаю!) сонно ответила:

Ту-ту… В смысле, отбой. Трещат и шуршат в проводах невидимые телефонные мыши. А я стою, как последний идиот, с трубкой в руках, и ошалело хлопаю глазами. Ага, дайте, и челюсть заодно с пола подберу. Это что получается? Она по какому-то поводу поссорилась со своим бойфрендом, назовём его Икс, и в отместку пришла ко мне? А сейчас, видимо, решила Икса морально уничтожить и сообщить, где провела ночь. Оч-чень хорошо. Просто чудесно. Надо полагать, Икс примчится бить мне морду. Интересно, он большой и здоровый, или так, средней руки хлипкий программист? То ли плакать, то ли смеяться, -- даже не знаю. Ну что, подождём мою маму? Подождём, твою мать! Жду звонка или визита.

Ждал я долго, почти до ночи. Но никто не ломился в двери, не кричал в форточку: "Выходи, подлый трус!" -- и не спешил украсить мой фэйс живописными синяками. Странно. Может, я тормоз, но СВОЕЙ девушке Я точно подобного не спустил бы. А вдруг сейчас Ксеня как раз и попала под раздачу? Я, мол, ни при чём, она ж сама пришла. Понимала, что делает. И тэ дэ.

Такие мысли меня почему-то не обрадовали. Захотелось срочно проявить благородство и выступить на сцену -бешеным аллюром, в белом плаще с кроваво-красным подбоем, - да и объяснить ревнивому Отелло, как оно на самом деле было. Вот возьму и позвоню. Вступлюсь. Приму всю вину на себя, а то совесть замучит. Я ж этот… как его… пижон. Фанфарон. Донжуан. Тьфу, лыцарь!

На этот раз Ксеня оказалась дома. Одна. Спокойно спросила:

Жирную точку. Вот так. На "первый-второй" рассчитались, расчёт окончен. Разговор тоже. Последним и, соответственно, дураком оказался я.

…Не помню, что и как я делал в эти три дня свободы. Родителей воспринял как избавление. Загнал Светку домой раньше срока. А так, по-моему, круглые сутки читал Есенина вперемешку с Платоном. О чём читал, хоть режьте, не вспомню.

Спустя неделю мы завалились тёплой компанией праздновать Вальпургиеву ночь на дачу к одной старой доброй знакомой. Ксениной однокурснице, между прочим. Вернее, она была однокурсницей, даже одногруппницей, но потом ушла в "академку": что-то там не потянула или со здоровьем не заладилось; в общем, это тёмная история. Сейчас Юля учится на курс младше. Но дружить они с Ксеней не перестали.

Как раз у Юли мы застали трогательную пасторальную картинку: сидят две девушки в креслах и гадают при свечах. И слёзы умиления покатились по небритым щекам полупьяных нежданых гостей… Сорри, занесло.

Вторая - Ксеня. Увидев меня, ещё глубже вжалась в кресло и замолкла, хотя до этого пела. Юля изумлённо на неё глянула и привычно спросила у нашей компашки:

Почему шесть? Потому что я получил задание прибрать в маленькой комнатке на втором этаже, чтобы устроить нам приличный ночлег. Девчонки ушли в соседнюю комнату делать салаты по чудо-рецепту, и снова разговорились. В невнятных пересмешках я вдруг уловил родное имя "Андрей", и уши сами собой настороженно вытянулись в направлении звука.

Есть старая мудрая поговорка: подслушивающий достоин того, чтобы не услышать о себе ничего хорошего. Но хорошего я, честно говоря, и не ждал.

И пропустил Ксенин ответ. Пришёл в себя только от резкого замечания Юли:

Я даже испугался за неё.

Юля помолчала, осмысливая всю глубину сказанного. Просто Санта-Барбара, за исключением того, что всё хуже. Я медленно пересчитывал паркетины на полу, убеждая сам себя, что не свихнулся и это был не аудиоглюк со стереоэффектом. Ущипнул руку. Больно. Значит, не глюк точно. Тут Юля меня совершенно добила чунга-чангой, задав невинный вопрос:

И, как эхо, переспросила Ксеня:

Да, между прочим. А вдруг я её люблю? Жить, зная, что любимая девушка спала с тобой в качестве самоистязания, понимаете ли, достаточно противно.

Но Юлька не унималась:

И при этом ноль процентов здравого смысла! Она уверена, что поступила правильно, и с удовольствием занимается самоедством. Интересно другое: как быть МНЕ?

Сделав вид, что работа закончена, я осторожно заглянул в комнату к девчонкам. Ксеня подняла голову от яблочных стружек и посмотрела мне в лицо, а глаза у самой разнесчастные. И я понял: она скорее умрёт, чем повторит случайно подслушанную откровенность. По крайней мере, мне. И ещё я понял, что её действительно люблю, дуру, и мне очень больно утыкаться лбом в выстроенную Ксеней с таким старанием стену. А что делать дальше, я не знал. Просто не мог придумать. И сказать хоть слово язык не поворачивался.

Ксеня молчала.

Я молчал.

Юля молча ковыряла стекло.

Тихонько цокала секундная стрелка настенных часов.

Снизу позвали:

Иво МЕДИЧ
Апрель - май 2001