Крещение

Сегодня мой последний день. Я еще утром почувствовала странное посасывание под ложечкой. Сестра Мария сказала, что глаза у меня огромные от испуга, а душа трепещет в предчувствии очищения и будущего блаженства. Вечного.

Я подождала, пока за ней закроется тяжелая дверь, и хмыкнула. Вечное блаженство! Спешу и падаю! Бедная сестра Мария, она хорошая женщина, только запуталась в богословии, боголепии и так далее. Даже думать об этом противно.

Да, конечно, в монастыре есть свои преимущества: сюда не посмеет сунуться ни один оберчерт, даже из офицерского состава Полевой и Подпольной Канцелярии со своими бумагами, докладами, доносами, новыми экспериментальными рецептами и прочей бюрократией. Но все же... все же...

До отвращения благочеситвые женщины, прячущие свои тела -- возможно, тела когда-то были красивыми, но женщины испортили их, свои тела -- под грубыми, неприглядными одеждами, больше напоминающими мешки для капусты. Надменно-самовлюбленный отец-исповедник, любующийся своей набожностью и обвислым брюшком (он любовался бы своим мужским достоинством, если бы брюшко не мешало лицезреть предмет мужской гордости). Иконы. Распятия. Свечи. Пение монахинь и мальчиов, которых привели сюда жестокие люди, чтобы исковеркать детям души и жизни.

Отвратительно!!!

Я стою у окна и смотрю в фиолетовое небо. Да, сегодня небо фиолетовое. Это значит, что сестры уже собрались на Лысой Горе. В коридорах и кельях пусто: монахини отправились к ночной молитве. Скоро два часа ночи. Мне осиалось ждать совсем недолго. Я уже слышу -- своим первым, ведьминым -- слухом, что Инн спешит ко мне. Вдвоем нам ничто не страшно, ничто не помешает. Она спешит сюда специально для того, чтобы спасти меня, помочь мне бежать. Я уже вижу ее бездонно-черный силуэт на фоне желтой луны...

Глупые монашки! Кто же пытается казнить прирожденную ведьму через КРЕЩЕНИЕ в день, когда мы собираемся на шабаш!?!.

Исповедь

Ты, главное, не бойся. Половина монастыря -- наши люди...

Подождем Виу. Опаздывает... мужчины, как всегда, слишком много сил и времени отнимают...

...Садись сюда, на парапет. Свесь ноги... Вот так. Держи -- это пиво.. Да нет. Самое обычное, "Балтика". "Девятка".

...А небо сегодня, действитльно, удивительное. Фиолетовое. Бывает ведь такое...

...Ну, как крест? К земле не тянет7 Не жжет? Все правильно: и не должен...

...Свежо как-то по-утреннему... И ветерок... Зарницы... Нет, не шабаш. Гроза. Где-то сейчас очень хорошо... и мокро...

...Дыши-дыши, воздух здесь не то чтобы целебный, живой какой-то... очень человеческий... Что? Не обращай внимания. Это старость...

...Ну, что шабаш... Вечеринка как вечеринка. К этому надо привыкнуть. Ты девушка тусовочная? Ничего, освоишься...

?... Никаких младенцев... Трупы? Чьи?.. Нет, конечно. Мы же не некрофилы. Приворотное зелье? Надо поспрашивать может, кто практикует.

...Какая же ты любопытная... Да ничего там особенного: музыка... пиво... Иногда знакомые... Иногда... Да ладно. Ты дыши, дыши, свечной копоти нанюхалась, небось.

...Душу? Продать? А кому она нужна? Нет, никто не обращался... Тогда "почему"?

Как всегда -- из-за нее, родимой... Из-за самой что ни на есть банальной. Ее-ее. Безответной. Помогло? Да не особенно. Скорее, наоборот...

...Ты дыши. Вон -- звездочка падает, загадывай желание. Я? У меня есть одно. Единственное. Ночью разбуди -- не собьюсь, не запнусь ни на секунду...

...Ты дыши... Это воздух свободы. Избито. Зато правда. Осторожно -- не упади. "Балтика" действеннее любой магии...

...Слышишь -- это соловей. Поет. Далеко. Жаль. На то она и весна. Хорошо...

?.. Что? ОН? Он -- ангел... Так получилось. У нас разные епархии... Шанс? У него -- она: Му-за, или Ве-не-ра, или А-ри-ад-на... Не важно...

Однажды Он сказал: "Хочешь, я подниму тебя, как Христос Магдалину?". И добавил: "Только ты должна упасть... хотя бы до ее уровня".

Я так и сделала. А он забыл... Теперь у него есть св.Анна, и что?

Дыши, дыши... Ничего, привыкнешь. Ради таких ночей мы и живем...

Вот и Виа... Ну, что, все ОК?

Полетели... Эй, не зацепи крылом шпиль...

Миропомазание

-- Брысь, проклятая!

Кошка неторопливо мявкнула что-то нелицеприятное и посторонилась, пропуская настоятеля. Желтые пятнышки вспыхнули посреди белого клубка шерсти. Кто сказал, что ведьмы оборачиваются только в черных кошек?

Ее никак не звали. Никогда. Она сама приходила каждый вечер и под утро растворялась в бледно-зеленом рассвете. Молодой послушник, первогодок, рассказал как-то, что за оградой она оборачивается девушкой. Блондинкой. С крыльями. Да, померещится же молодому организму с недосыпу!

Кошку пинали. Иногда били. Кухарь подкармливал, а келарь прогонял посохом. Вот и отец настоятель не удержался, запустил тяжелый том жития преподобного Амвросия в мягкую кошачью спинку. Да еще чертыхнулся, как последний портовый грузчик.

Что-то хрустнуло, и кошка вздохнула. Настоятелю вдруг стало страшно. А что, если он убил живую душу, божье созданье? Но крестное знамение отогнало прочь дурные мысли. И все мысли вообще. Настоятель, позевывая, перекрестился еще разок и отправился в келью; а под его ногами проскользнуло нечто белое.

Ночь фиолетовела до невообразимого: будто сверху кто-то вылил ведро чернил. На парапете лежала отроковица без оперделенного возраста. Блондинка в белой тунике и с крыльями. Типичный серафим.

Рядом, в плотном воздухе, сидела по-турецки точно такая же девушка. Вылитый близнец, разве что полупрозрачный.

-- Никто не должен знать, что ты -- это не я, оосбенно Инн и Оли, -- поучала лежащая девушка своего парящего двойника. Клон кивнул. -- Лети, что ли... Знаешь, это, в общем, не страшно, -- жить. Утомительно. Иногда весело. Говорят, кому-то нужно. А знания придут со временем, и тогда ты станешь почти что мной... -- Клон снова кивнул, гибко распрямился и полетел на глазах обретая плоть, в сторону соседнего -- женского -- мронастыря. Девушка на парапете, напротив, словно бы таяла и истончалась. Наконец, на холодном камне осталось лишь нсколько перьев. Поднятые невдимой рукой, они покружились в танце и полетели к окну отца настоятеля.

Начиналась гроза. Пахло озоном. В фиолетовой ночи вспыхивали и гасли искры, золотые, как гла_______ (молочную тарелку луны пересекли на миг три легких девичьих тени -- или это только померещилось? Молодой послушник смотрел на портрет, вышедший из-под пера вместо строк Священного писания, и неистово крестился...

-- Помогите, помогите, отец настоятель обратился в курицу! -- раздался поутру дикий крик келаря. Действительно, на подушке отца мирно устроилась квохтушка, успевшая уже высидеть яйцо. Монахи единогласно признали превращение чудом и построили на птичнике отдельный загон. Резать аппетитную, упитанную птицу никто не решился.

...И сотни раз ночь становилась фиолетовой. А на востоке что-то  вспыхивало и горело. Послушни Клавдий послал однажды нового настоятеля к чертовой бабушке, захватил пожитки и ушл в город, пердаваться беспутной жизни.

Теперь он стал большим художником. Говорят, лучшая его картина -- три крылатые тени поперек луны на фоне фиолетового неба. А еще, говорят, он страдает бессонницей. от этого бывают видения. И в полнолуние он все тяне труки к небу и зовет кого-то по имени.

Недавно на его подоконнике нашли птичьи перья.

Иво МЕДИЧ