Минский цирк - знакомое каждому жителю столицы здание. Мне он всегда напоминал о том времени, когда я была еще маленькой девочкой с двумя косичками, о том, как я первый раз попала на цирковое представление. В этот раз все было по-другому. Я смотрела не на яркие одежды, не на животных, готовых выполнить любую просьбу своего хозяина, я оценивала мастерство выступавших, то, на что обычно не обращают внимания. Ведь для этих людей цирк - обычная работа.

У нас в стране как пьют? Либо совсем, либо никак, либо по случаю. Вот если по случаю, то обычно получается и редко, и метко. А мы еще 80 дней алкоголя не употребляли вообще. Даже не нюхали (разве что от товарищей перегаром доносило)!! Даже конфеты с ликером НЕЛЬЗЯ.!!! После такого воздержания надеялись, что попадание наше будет фантастически точным. Сами понимаете: закладывание за воротник -- это вам не стрельба из пистолета. Тут всё наоборот: чем дольше не тренируешься, тем качественнее и быстрее потом отсреливаешься: уж очень близким оказывается желанное то ли "яблочко", то ли "горлышко".

Надежды наши оправдались как никогда! "Горлышко" до "яблочка" мы донесли с необыкновенной лёгкостью и изяществом. Да и не могло быть иначе: ведь ВЯЗЫНКА же! Естественно, слегка зеленые люди приехав домой вечером кой-чего не досчитались. Я, например не досчитался зонта, забытого в электричке, миски, забытой на Вязынке, и… самого дорогого… зачетки.

Я вышел на проспект в праздничный день. Я спросил минчан о том, что они думают о размахе парада. Что и кому мы хотели показать этой демонстрацией?

С утра снова забежала подружка, обливаясь горькими слезами: очередной парень оказался не "тем, единственным" и разорвал отношения. "Меня просто выбросили, как ненужную вещь! Представляешь, какая сволочь?!" - возмущалась девушка. И в который уже раз подумалось: почему сразу "сволочь"? Почему мы временами относимся к противоположному полу, как к классовому врагу?

Мог ли вполне добропорядочный исландский монах Снорри Стурлусон, создавая в тринадцатом веке свой учебник поэзии, подумать, что спустя столетия его труд послужит источником вдохновения для людей, которых врядли можно причислить к добропорядочным христианам? И мог ли подумать об этом Бриньольв Свейссон, когда в семнадцатом веке нашел в архивах рукопись, известную нам теперь под именем "Старшей Эдды"?

Опасная это роскошь -- восторженность. Только сподобишься узреть удаленного временем гения, как он уже выламывается из этого ненужного совершенства… Я -- о Дали.